Мужчины бальзаковского возраста
Максим Стишов
Уроки сценарного мастерства
Вассерцуг (36) опять принес какую-то фигню, и Каплер (57) разозлился.
– Ты же был в Ливане, – сказал он. – Напиши об этом!
Огромный Вассерцуг насупился и замолчал. Каплер пожалел о сказанном – теперь этот зануда наверняка просидит лишний час, мучая Каплера своими графоманскими замыслами.
Вдруг взгляд Вассерцуга словно остекленел и он начал говорить, почти не моргая и глядя куда-то мимо Каплера.
– В первый день войны мы вошли в одну деревню. Разведка сказала, что там никого нет, но там были. Двоих наших сняли сразу, потом кинули гранату. Йони накрыл ее собой. Меня откинуло и я потерял сознание. Когда очнулся, видеть ничего не мог, потому что глаза были залеплены йониным мозгом. Начал таскать раненых в укрытие. Потащил Серегу. Ему ноги оторвало. Он прямо у меня на руках и умер. Ариэля-аргентинца тащил уже мертвым. Когда подошли наши, нас осталось трое. Из четырнадцати. Я до сих пор кричу по ночам. Ты хочешь, чтобы я об этом написал?
Каплер вспомнил, что в первый день последней ливанской войны он лежал в греческой гостинице со своей тогдашней любовницей. Семья думала, что он в Париже на семинаре. Они занимались сексом, курили траву, а в перерывах смотрели войну по CNN.
Каплер хотел было промямлить какие-то слова утешения, но не успел, потому что Вассерцуг заплакал, мелко дрожа всем своим огромным телом. И тогда Каплер встал и неуклюже, как-то сбоку обнял его. И долго, как ребенка, гладил по абсолютно лысому черепу, пока Вассерцуг не успокоился.
В следующий раз он опять принес какую-то фигню.
Рис. Арсена Даниэля
