Мужчины бальзаковского возраста

Цурес и Мазельман

Цурес (59) уважал Мазельмана (55) за то, что ему, по мнению Цуреса, легко жилось. И красивый, и богатый, и девушки любят.

Куснер

Много лет изменял Куснер (55) Насте (54) с разными женщинами, в основном, с Ларисой (38)

О счастье 

– Жизнь коротка, никогда не знаешь, в какой момент все это может закончиться. Я человек несчастливый, живу тяжело, мало что доставляет мне удовольствие.

Шах и мат

Шрага редко помнил, какой сегодня день и разучился понимать часы. Иногда он вдруг заговаривал с Зильбертрудом по-польски или на идиш. Громко пукал. Но в шахматы он играл блестяще.

В пустыне

Дело было в Ливии, где Рабин (39) работал под прикрытием посольства, а Фридкин (43) находился в командировке по линии «общества дружбы».

Момент истины

Авулов (52) подозревал, что даже сейчас, когда достиг степеней известных, тесть все равно считает, что его обожаемая Машенька могла бы сделать лучшую партию. 

Неисповедимое

Пичужкин (57) был человеком верующим, но никогда не молился.

– Не стоит беспокоить Всевышнего по пустякам. 

Бессонница

Однажды в полнолуние Карлинскому (55) не спалось. Когда все овечки и облака были пересчитаны, он принялся вспоминать женщин, с которыми у него было,

Всевышний все видит

Вернувшийся недавно к вере отцов, он не смог преодолеть искушение и сел в субботу за руль, чтобы встретить дочь в аэропорту. На обратном пути они попали в небольшую аварию.

Опасная женщина

Одна, я помню, таскала с собой песок с пляжа, на котором мы с ней, типа, познакомились. Потом он рассыпался и у неё все было в этом песке. Даже

Всегда рядом

Дима мечтал о Юле с третьего класса, а Юля мечтала о Рейжевском, за которого и вышла на первом курсе.

Судный день 

Мать (89) всегда ругала людей своего поколения, которые жили настолько безалаберно, что даже не удосужива

Проклятое пальто

...а потом такой скидос сделала, что не купить это чертово пальто я уже просто не мог.

Старорежимное 

– Хорошо, – покорно согласился Дедковский (52). – А мы вечером займёмся любовью?

Верочка

Мама налила дочери кофе в парадную фарфоровую чашку из бабушкиного ленинградского сервиза, поцеловала в макушку и велела не расстраиваться.