Поза жизни
Максим Стишов
Свекровь
Ещё каких-то три дня назад Дуня (42) считала, что искренне любит свекровь. А та в ней и сейчас души не чаяла. Все подруги завидовали – бывает же такое! Но когда свекровь окончательно и наотрез отказалась ехать, Дуня как-то отчётливо буднично поняла, что нужно делать…
…В пузырьке была абсолютно прозрачная жидкость, которая, по словам Машки, обладала накопительным эффектом, и ее надлежало каждый день понемногу капать свекрови в еду.
– Меньше знаешь – лучше спишь, – отрезала Машка, когда Дуня робко попыталась выяснить название препарата.
Несмотря на почтенный возраст, свекровь по-прежнему заведовала в доме готовкой и на пушечный выстрел не подпускала Дуню к кухне. Но на фоне войны обострились её сердечные подлянки и заботливая невестка регулярно носила ей к телевизору сахарок с валокордином. Чем и решила воспользоваться. Валокордин она капала совсем чуть-чуть, только для запаха, и всегда с холодеющим сердцем добавляла несколько капель страшной машкиной жидкости...
И ещё все эти страшные дни Дуня, к своему стыду, постоянно была настолько мокрая там, что даже Витя, ничего такого давно уже не замечавший, с недоумением заметил.
Начала Дуня в понедельник, а в выходные Надежда Борисовна уже загремела по скорой с инфарктом и через пару дней, так и не прийдя в сознание, двинула коней…
Путь был открыт!
Ведь предусмотрительная Дуня обо всем позаботилась ещё в четырнадцатом, сначала обнаружив всеми позабытую витину еврейскую четвертинку, причём, настолько удачную, что Витя признавался полным евреем по всем правилам, а потом, путём неимоверных усилий, конвертировав эту четвертинку в заветные израильские паспорта.
Но тут произошло непредвиденное: Витя (47), давно, вроде бы, мечтавший сбежать из этого «хазарского паханата» хоть на Луну, но категорически отказывавшийся ехать без матери, вдруг объявил, что вообще передумал эмигрировать. Что он там будет делать в его-то возрасте? Помидоры разгружать? И вообще, типа, любовь к отеческим гробам ещё никто не отменял, судьба и родина едины, и так далее. И словно назло Дуне стал каждый вечер смотреть новости Первого канала.
Дуня призвала мужа к ответу.
Витя долго увиливал, но наконец снизошел.
– Ты привыкла на все смотреть из своего окопчика и просто не видишь большую картину. Конечно, я против войны. А кто за? Но иногда по-другому просто невозможно. Это именно тот случай. Даже в Танахе написано: если знаешь, что тебя хотят убить, пойди, и убей их первым…
– Где написано?
– В Танахе, деревня. В еврейской Библии. – После получения израильского паспорта любознательный Витя принялся изучать первоисточники. – Даже если допустить, что мы в чем-то там неправы, это что, повод забанить целую страну, 140 миллионов человек? Великую культуру: Пушкина, Чайковского, там, я на знаю, Набокова… Мы их от фашизма освободили, – у меня один дед погиб в Польше, второй в Латвии руку потерял, твой тоже ранен был, – а они как нам отплатили? Ножом в спину?
– Ты ещё монголо-татар вспомни! – не удержалась Дуня.
– Монголо-татары тут причём? – не понял Витя.
– Ну как?! Если б Россия не встала у них на пути, они бы всю Европу захватили. Ты что, историю в школе не учил?
– Давай, знаешь, без демагогии! И вообще, все на так однозначно. – Витя раскрыл ладонь пальцами вверх, словно готовый отвечать примерный ученик. – У матери, вон, куча родственников в Бабьем Яре полегло. Как с этим быть, например? Из песни, как говорится…
– Причём здесь? Их немцы расстреляли.
– А вот и ни фига! Немцы только руководили. А стреляли украинцы. И они же евреев сдавали! А в 19 году? Моего прадеда во время погрома живьём закопали – что, тоже немцы? Или угро-финны?! Нет, моя дорогая, бойцы второй Украинской дивизии! У меня и справочка, кстати, имеется, нашёл в интернете.
– Ну даже если это и так. Это повод теперь убивать детей?
– Заладили с этими детьми! Детей никто специально не убивает. Идёт война.
– Ну да. Лес рубят – щепки летят.
– Знаешь что, Дунек! – разозлился Витя. – Глупо как-то получается, что я, наполовину инородец, тебе, русскому человеку, проповеди читаю. Но по-другому как-то не получается: «права или нет – это моя страна». Слышала такое выражение?
Дуня не слышала и молча взяла телефон.
– Ага, – отозвалась она через мгновенье, все ещё не отрываясь от экрана. – Часто использовалось в 60-е годы в Америке для оправдания вьетнамской войны. Прекрасное выражение, нечего сказать. Вот ещё: говорить «моя страна – права или нет» так же бессмысленно, как, например, говорить «моя мать – пьяная или трезвая». Знаешь, кто сказал?
– Неужели Навальный?
– А вот и не угадал. Честертон!
– Ну, правильно. Известный антисемит, между прочим, – блеснул эрудицией Витя. – Короче, Дунек, ты как хочешь, но лично я никуда не поеду. И детей не отпущу. Ты меня знаешь.
Дуня опешила.
– Ты хоть знаешь, чем я пожертвовала, чтобы мы смогли уехать?! – вдруг вырвалось у нее.
– И чем же, интересно? Неужели новыми туфлями?
Туфли и вправду были дуниной страстью с тех пор, как она посмотрела сериал «Секс в большом городе». От обиды у неё задрожали губы.
– Да как ты можешь?! Сука ты последняя, вот ты кто!
Дуня швырнула в мужа тряпкой и убежали на второй этаж плакать.
И снова она была у Машки.
– Что делать? Что делать-то теперь?! – заливалась слезами Дуня.
– Что значит – теперь?
– Ну после всего, что я сделала… И, главное, главное, все это впустую… Как жить теперь?
Машка глубоко затянулась и вдруг специально выдохнула дым Дуне в лицо. От неожиданности Дуня перестала плакать.
– Ты что? – спросила она испуганно.
– Успокойся, ты ничего не сделала, – Машка снова затянулась сигаретой.
Дуня молча и со страхом посмотрела на сестру.
– Ты что, мать, совсем с дубу рухнула? Думаешь, я действительно дала тебе настоящий яд?
– А что тогда?
– Да ничего! Плацебо. Обычную воду из-под крана.
– Неправда. Ты так говоришь, чтобы мне стало легче.
– Я так говорю, потому что именно так оно и было. Ты вообще со мной знакома?! Да даже если бы я могла достать такой яд, я бы никогда в жизни тебе его не дала! Ты в своём вообще уме?
– Но зачем ты…?
– А как? Ты же вообще невменяемая была! Слышать ничего не хотела! Надо же было как-то тебя заземлить.
– Но она ведь умерла… – растерянно проговорила Дуня.
– Ну конечно! С таким-то букетом болезней, да ещё на фоне такого стресса! У меня, вон, коллега в 55 чуть ласты не склеил, с тестем ругался у ящика, и бац – инсульт! А ей сам бог велел, в ее-то восемьдесят!
– Восемьдесят четыре.
– Тем более!
Дуня немного помолчала. Потом вдруг обняла сестру и зарыдала в голос.
Домой Дуня вернулась необычно поздно – Витя даже выразил что-то вроде недоумения. Оказалось, что она была на кладбище, где заказала свекрови красивый могильный камень с фотографией. Витя, ненавидевший кладбища и любые разговоры о смерти и покойниках, посмотрел с недоверием.
– Извини, что я самовольничала, но при твоей любви к этой теме… И вообще. Ты же знаешь, как я ее любила.
– Знаю, – вздохнул Витя. – И она тебя.
Дуня одной рукой взяла мужа за пальцы, а второй вытерла навернувшиеся слёзы. – Ты извини, что я… Ну с этим отъездом…
– Я все понимаю. – Витя в ответ пожал руку жены. – Все мы тут немного сошли с ума…
– Ничего. Как говорится, делай, что должно, и будь что будет, – всхлипнула Дуня.
– Давай летом в Турцию махнём? – сказал вдруг Витя. – Как в двухтысячные, помнишь? Хорошо же было…
– Давай! – загорелась Дуня. – Тем более, там карта «Мир» работает. И вообще не дорого.
– Ну да. После такой-то девальвации…
Карту «Мир» Дуня заказала в аппликации, и еще решила на всякий случай получить китайскую «Юнион пэй» – знатоки говорили, что местами она тоже работает заграницей.
