Краткая, насколько это возможно в данном случае, Еврейская энциклопедия

БУЛГАКОВ Михаил Афанасьевич (однажды весною, в час небывало жаркого заката, 15 мая 1891 года – 1940), сын прачки и звездочета, родился там (показывает рукой неопределенно в сторону Сирии). В 1898 г. был посвящен в Мастеры. В 1930 г. написал открытое письмо Сатане с требованием убрать его ко всем чертям из Москвы. По национальности, вроде, немец. В 1932 г. работал консультантом в Большом театре. В 1937 г. Инквизиция Святого Большевистского Трибунала возбудила тайное дело против М. А. Булгакова как мага, чародея и чернокнижника. По свидетельствам кухарки чародея Леопольды Триппер, писатель по ночам составлял тайные списки, будто бы собаку оживили, а на Москву пошли Змеи. В том числе и на советских ответработников. А профессор потом животное зазря ножиком порезал. И еще клевету, что в Москве летом морозы до 50 градусов. А такого в Москве с Покрова не было.

Были и другие скандальные свидетельства чернокнижной деятельности писателя в Москве. Так, московские болтуны-очевидцы своими устами рассказывали, что своими глазами видели, как ранним утром 14-го числа весеннего месяца августа 1939 г. на Тушинском аэродроме Москвы, только начавшем покрываться первыми несмелыми одуванчиками, на большой скорости приземлился четырехмоторный немецкий самолет с красною свастикою на фюзеляже и горланом-пилотом двухметрового роста в кожаном шлеме, и что будто бы из открытой самолетной двери на поданную к самолету лесенку вышел не какой-то там Степа Лиходеев в одном носке, а долговязый красавец с ясными, чуть умными, голубыми глазами, которого надолго запомнит дипломатическая Москва, знаменитый министр иностранных дел одного мрачного и тысячелетнего государства. Неизвестно, куда именно последовал с аэродрома высокий белобрысый красавец-рейхсминистр, однако известно, что ровно в 14.00 он объявился в одной из сплошь затянутых зеленым сукном сумрачных и прохладных комнат левого крыла правительственного комплекса в Кремле, где был принят по всей строгости закона восточного гостеприимства. Поднимались чарки и осушались кубки за здоровье и благополучие маленького усатого психически больного человека, часами кричащего на огромную толпу в центре Мюнхена на стадионе, где маленькому усатому не мешали даже почти садившиеся на него птицы, тяжелые бронзовые орлы, держащие в цепких когтях лавровый венок и катящееся солнечное колесо с переломанными в нем чьими-то руками и ногами. Пили также и за здоровье улыбчивого хозяина кабинета, тоже усатого, но по-другому, друзья мои, по-другому. Теперь разные наглецы утверждают, что оба верховных властителя были усаты почти одинаково. Но клянемся большим круглым красным с золотом значком на левом лацкане пиджака немецкого министра, что это не так.

Кто сказал, что нет на свете мудрой сталинской внешней политики? За мной, читатель Краткой, насколько это уместно в данном случае, Еврейской энциклопедии, и мы покажем вам такую политику...

Неизвестно, о чем говорили в тесной зеленой комнате гость и хозяин, однако известно, что уже через шесть часов необычайно счастливый немец вышел из кремлевского здания и, бормоча: «Профессор... Поланд...», – направился к черному автомобилю с красным пролетарским флажком на капоте, на котором почему-то не было серпа и молота, но был идеальный белый круг и пойманный в него четырехногий черный паучок.

Сейчас, когда, откровенно говоря, уже поздно, разные компетентные лица и организации пытаются ответить себе на вопрос: зачем той ранней московской весною в Москву прилетало столь высокопоставленное лицо, известнейший специалист по коричневой магии, уж не для того ведь, чтобы разбирать найденные в Государственной библиотеке подлинные фашистские рукописи XIV века. Некоторые объясняют это событие необычным массовым гипнозом, который овладел поголовно всем центральным комитетом одной могущественной, да чего уж там, самой могущественной в то время в Москве политической партии. В результате чего члены указанного комитета на одном из своих заседаний все как один дружно проголосовали за то, чтобы привезти в Москву высокого, одетого в черное красавца с осиной талией и подписать с ним соглашение не соглашение, договор не договор, по которому ровно через 2 недели на всей территории Европы вспыхнет мировая война. Кстати, впоследствии, когда Договор или что-то такое пытались обнаружить в сооответствующих архивах, ничего такого обнаружить не удалось, а вместо хорошо знакомого узкому числу лиц в Москве Пакта о ненападении между Молотовым и Риббентропом все время попадался подписанный ранее Договор о дружбе и взаимопомощи между Союзом Советских Республик и Польшей. Тьфу!

Говорили лица, мнящие себя кремлевскими докторами, что во всем этом нет ничего удивительного, и что случаи массового помешательства и политического самоубийства случались и в центральных комитетах разных других партий, и что такое поведение вызывается особым воздействием солнечных бурь на организм человека, однако в дальнейшем следствие отвергло эти антинаучные теории и на основе проверенных научных данных, с фактами в руках доказало, что все эти события подстроил чернокнижник и чернописатель М. А. Булгаков, который, как выяснилось, еще в 1936 г., в разговоре с членом Союза московских писателей Надомным подробно описал как приезд означенного германского министра, так и то, что последует вскоре вслед за этим приездом.

После этого было еще много чего в Москве и во всей стране. Были полчища соотечественников и единомышленников немецкого красавца, не придумавших ничего лучшего, как провести два лета и зиму в душных крестьянских избах под Москвой. Были большие тяжелые стаи самолетов с точно такою же черно-красною свастикою на фюзеляже, как и на злополучном самолете, приземлившемся в Тушино, была великая война. А мрачное тысячелетнее государство через каких-то девять лет превратилось в веселое и трехлетнее. И долго еще спецотряды Красной армии в пыльных шлемах вылавливали по всей Европе недобитых фашистских голых и босых гадов и судили их международным судом на скорую руку. Было такое, что и вспоминать тошно. Была массовая травля ни в чем не повинных граждан немецкого происхождения в Актюбинске, Краматорске, Верхнем и Нижнем Волочках. Одна старушка только чудом смогла вызволить из рук милиции своего бессловесного квартиранта, потомка немецких колонистов Ивана Блямса, который молчал всю войну и только через месяц после ее окончания решил негромко исполнить арию Гретхен из «Фауста» Гете на родном для этого поэта языке. Неизвестный гражданин, таща несчастного в милицию, кричал: «Со мной такие фокусы не пройдут! Извольте горланить немецкие армейские песни, как все фашисты горланят. Меня вы не проведете, господин фон Риббентроп!» Было еще очень многое, о чем вспоминать теперь стыдно. Но это потом.

А тогда, поздней весною 1939 г., так и оставшийся загадкой для своих собеседников министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп, покидая со своей свитой красавицу-Москву, летел над еще мирными лесами и реками. Теперь никогда не улыбающееся никому, кроме фюрера, лицо высокого германского посланника преобразилось. Из человеческого лика проступила белая безжизненная маска с бездонными черными мертвыми глазами. Там, где был рот, теперь беззвучно шевелилась темная расщелина с неровными краями. Никто в огромной Москве сейчас не узнал бы в этой тощей седой старухе с железной косой в руке того остроумного улыбающегося красавца-министра, который беспрерывно щипал за задницу жену советского коллеги Полину Жемчужину, женщину ослепительной, по тем временам, красоты.

А на противоположном конце Москвы примерно в это же время несколько теней в военной форме и в портупеях, чуть покачиваясь над душным московским асфальтом, уводили куда-то далеко наверх, должно быть, для последней, главной беседы тень гениального московского писателя, мага и чародея Михаила Афанасьевича Булгакова, сына прачки и звездочета Киевской Духовной Академии. «Свободен, наконец-то свободен», – повторяла более никем не слышимая в Москве скорбная фигура в длинном белом балахоне и бархатной шапочке с вышитыми на нею буквами «МБ».

Давид Зильбер, «Бесэдер?», 2002