Лев Новоженов

Как я боролся с коррупцией

Я тоже когда-то боролся с коррупцией и знаю, что она чрезвычайно заразная штука. Борец с коррупцией подвергается не меньшей опасности что-нибудь подхватить, чем врач, работающий в зоне эпидемии. Медики бы сказали, что коррупция обладает высокой вирулентностью, извините за выражение.

Давно дело было. Так давно, что я не знал слова вирулентность, да и слово коррупция не очень было в ходу. Но сама коррупция всё же была. А пива не было. Вернее, его было мало и оно быстро кончалась. Задним числом понимаю, что перебои с пивом являлись грозным предвестием будущего распада великого государства.

Мы сидели в ведомственной квартире дипломатического представительства одной передовой, ещё тогда советской прибалтийской республики и грезили о пиве. Три шалопая, один из которых приходился мужем сотрудницы представительства, другой крутил шашни с буфетчицей представительства и я, которого объединяла с остальными двумя, помимо любви к пиву, совместное место службы в редакции популярной столичной молодёжной газеты.

Мы грезили о пиве посреди дикой жары, которая иногда накатывает на Москву посредине лета, наверное, за какие-то прошлые грехи, и прекрасно понимали, что пива нигде нет и быть не может. Настолько его нет, что и в буфете представительства передовой прибалтийской республики его не имеется. Сидели, курили, обменивались короткими репликами, приобретавшими всё большую бессвязность, пока от чувства жажды и жары, один из нас не начал бредить. И произнёс одеревенелым языком: «Я знаю, где есть пиво. Там всегда оно есть». И назвал точку на самой дальней окраине города – пивной ресторан. 

Пивные рестораны были тогдашним новшеством общепита и характеризовались тем, что назвать ресторан пивным ещё было недостаточно, чтобы там появился этот дивный, освежающий, народный напиток. В нашем случае химерическая надежда строилась на том, что заведение находится настолько далеко от оживлённых магистралей, что и не каждая птица туда долетит.

Кому как не людям старшего поколения знать, что молодость подвержена и гораздо более безумным иллюзиям. Пивной ресторан находился на том месте, где и должен был находиться: огромный пустынный зал, группка скучающих официантов на стульях в углу возле служебного столика, которые на вопрос о пиве посмотрели на нас, как на окончательно спятивших. «Нет, и давно не завозили». 

Унылые, разочарованные, потерявшие всякую надежду покидали мы зал. И вдруг перед нашими глазами возникло нечто, больше похожее на миражи, которые возникают перед путниками в пустыне, когда после безуспешных поисков источника остаётся всего ничего до смертного конца. Несколько мужчин в рабочей одежде тащили картонные коробки с логотипом Пльзенских пивоварен, знакомых всему прогрессивному человечеству. И тащили они их по направлению к белой «волге» с тбилисскими номерами. В те времена всё самое хорошее в жизни неизбежно связывалось с белыми «волгами» и Кавказом. 

Дородная женщина, явно командного вида, наблюдала за процессом. Я выхватил сафьянное удостоверение с тиснённой надписью золотыми глазастыми буквами «ПРЕССА» и грозным голосом представителя общественного мнения провозгласил: «Всем стоять на месте! Отдел фельетонов! Комсомольский рейд! Проверка правил торговли!»

Женщине не нужно было ничего объяснять. Она спокойно и скромно спросила: «Сколько вам?» Я совладал со спёртым дыханием и выдохнул: «Одну коробку».

И мы получили вожделенное пиво и выпили его, как только добрались домой, даже не дали ему как следует охладиться.

Такова была в те времена действенность журналистского слова. А сейчас пиши, не пиши – всё как об стенку горох.